Рейч назвал.
– И что тут произошло?
Рейч рассказал.
– А какое у тебя тут дело?
– Послушайте, – решил на всякий случай уточнить Рейч. – А вы имеете право допрашивать меня? Если вы не из службы безопасности…
– Послушай, – грубо проговорил капрал, – тебе ли о правах рассуждать? Мы щас в Биллиботтоне, а тут право есть у того, кто его взял. Ты сказал, что отделал эту троицу, и я тебе верю. Но нас тебе не отделать. Нам бластеров носить, правда, не разрешают, – лениво проговорил капрал и вытащил из кобуры самый что ни на есть настоящий бластер… – А теперь говори, что ты тут делаешь?
Рейч вздохнул. Если бы он отправился сразу туда, куда должен был отправиться, то есть в здание правительства сектора, если бы не эта проклятая ностальгия по Биллиботтону и «кокоженому»…
Он сказал:
– Я приехал по важному делу к мистеру Джорануму, и раз вы из его органи…
– К Джорануму? Лидеру?
– Да, капрал.
– С двумя ножами?
– Ножи для самозащиты. Я не собирался идти с ножами к мистеру Джорануму.
– Это ты только говоришь. Так, мистер, нам придется сопроводить вас в участок. Там разберемся. Может, не сразу разберемся, но выясним все досконально.
– Но у вас нет такого права! Вы – не официальное учреж…
– Ладно, попробуй поищи, кому пожаловаться. А до тех пор ты наш.
Ножи были конфискованы, и Рейча повели в участок.
Клеон уже не был больше тем красивым молодым монархом, что красовался на его голографических портретах. Только на голограммах он таким и оставался, но зеркало говорило ему совсем другое. Последний день рождения Императора был отпразднован с подобающей случаю помпезностью, однако сорок лет – они и есть сорок, как ни крути.
В принципе. Император не имел ничего против своего возраста. Здоровье его было в полном порядке. Правда, он немного растолстел – ну самую малость. Пожалуй, его лицо и могло бы выглядеть старше, но над ним постоянно трудились косметологи, и потому выглядел Император даже моложаво.
Восемнадцать лет он восседал на троне – за последнее столетие мало кому такое удавалось – и не видел ничего такого, что могло бы помешать ему процарствовать еще лет сорок, а тогда его царствование побило бы все рекорды в истории Империи.
Клеон снова взглянул в зеркало и пришел к выводу, что выглядел бы еще лучше, если бы не включал третье измерение.
Взять Демерзеля – преданного, надежного, крайне необходимого, невыносимого Демерзеля. Этот вообще не меняется! Остается таким, как был, и, насколько знал Клеон, косметологи ему никаких услуг не оказывают. Но что самое интересное, он никогда не выглядел молодо!
Даже тогда, когда служил отцу Клеона, а сам Клеон был юным наследным принцем. И теперь все такой же. Может, лучше было бы слегка состариться в молодости и не меняться потом?
«Меняться!»
Это слово напомнило ему о том, что он вызвал Демерзеля по важной причине, значит, не следовало погружаться в раздумья, когда тот стоял перед ним и ждал. Такую рассеянность Демерзель мог как раз приписать тому, что Император стареет.
– Демерзель! – сказал Император.
– Сир?
– Этот Джоранум… Я уже устал слышать о нем.
– Вам нет нужды слушать, сир. Совершенно заурядный человек. Помелькает-помелькает да и исчезнет.
– Но что-то он не исчезает.
– Порой такие вещи носят затяжной характер, сир.
– И что ты о нем думаешь, Демерзель?
– Он опасен и приобрел известную популярность. Именно популярность усиливает его опасность.
– Но если ты находишь его опасным, а мне он так сильно надоел, зачем нам ждать? Разве его нельзя просто взять и посадить в тюрьму, казнить или сделать еще что-нибудь?
– Политическая ситуация на Транторе, сир, сложна и…
– Она всегда сложна. Разве я слышал от тебя когда-нибудь что-то другое про ситуацию на Транторе?
– Мы живем в сложное время, сир. Предпринимать в отношении этого человека резкие меры не стоит – разве только затем, чтобы сыграть на его популярность.
– Не нравится мне все это, – пробурчал Клеон. – Я не так уж начитан – у Императоров всегда не хватает времени на чтение, но историю своей Империи я как-нибудь знаю. За последние пару столетий бывали случаи, когда такие популисты, как их принято называть, захватывали власть. И в каждом из таких случаев Император превращался в марионетку. А я марионеткой становиться, Демерзель, не желаю.
– Но этого не случится, сир.
– Случится, если ты намерен бездействовать.
– Я пытаюсь принять меры предосторожности, сир, но весьма умеренные.
– А ведь есть один человек, который не так осторожничает, как ты. Примерно месяц назад университетский профессор – профессор, это надо же – лично вмешался и прервал митинг джоранумитов, то есть, фактически, предотвратил студенческие волнения. Затеял кулачный бой и выгнал их.
– Все верно. А как вы, сир, об этом узнали?
– Узнал, потому что это именно тот профессор, которым я интересуюсь. А вот ты почему мне сам об этом не доложил?
Демерзель почти обиженно проговорил:
– Разве я обязан, сир, докладывать обо всем, что ложится на мой стол ежедневно? Обо всех мелочах?
– Мелочах? Но тот, о ком я говорю, не кто иной, как Хари Селдон.
– Да, его так зовут.
– Знакомое имя. Не он ли несколько лет назад зачитал тот самый доклад на конгрессе, что так заинтересовал нас?
– Он, сир.
– Вот видишь, – довольно осклабился Клеон. – С памятью у меня все в порядке. Я не нуждаюсь в том, чтобы за меня все запоминали мои приближенные. И я говорил с этим Селдоном о его докладе, не так ли?